Саша Алексеев. “Fibonacci”
Саша Алексєєв – поет, музикант, вокаліст прогресив-панк гурту, організатор “неформатних” поетичних вечорів, навчається за спеціальністю інженер будівельник.
З 2017-го року є учасником багатьох літературних читань, слемів та перформансів. Екс-учасник літературної студії “Сім герц”. Ідейний автор “неформатних” гепенінгів, де синтезуються два і більше види мистецтва. В данний час з музикантами гурту “Хемінг” працює над дебютною платівкою.
На сторінках спецпроекту “Видавництво Атефакт” виходить підбірка віршів Саші Алексєєва “Fibonacci”.
Леонардо Пизанский, более известный под прозвищем Фибоначчи, примерно одну тысячу лет назад начел работать над числовой последовательностью (1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, …), где каждый следующий член равен суме двух предыдущих. По прохождению лет последователи Фибоначчи заметили зависимость, при делении любого числа из последовательности на число, стоящее перед ним в ряду, результатом всегда будет величина, колеблющаяся около иррационального значения 1.61803398875… и через раз то превосходящая, то не достигающая его. Именно это постоянное число деления в средние века было названо Божественной пропорцией, а ныне в наши дни именуется как золотое сечение. В алгебре это число обозначается греческой буквой фи (Ф). Золотое сечение можно найти в строении морских раковин, расположении семян подсолнечника, в шишках сосны, в ананасах, кактусах, строении лепестков роз, в ушах людей, бивнях, рогах, молекулах ДНК и в строении снежинки. Во Вселенной все известные человечеству галактики и все тела в них существуют в форме спирали, соответствующей формуле золотого сечения.
Данный цикл стихов написан при помощи чисел Фибоначчи. Каждый стих рассказывает новую идею, поднимает другие темы, иные переживания автора, интим, и, или сюжет. Но их всех связывает число фи. Этот цикл проба соединить царицу всех наук математику и литературу в одно целое. Каждый текст имеет точное количество слогов в строке и оно равно одному из ряда Фибоначчи. Таким образом каждая следующая строка будет иметь на точное количество слогов меньше, или больше чем предыдущая. Стихи буквально «бьются», как сердца, сжимаются и разжимаются, как наша Вселенная. Помимо этого каждый стих имеет точное количество самих строк и они тоже ровны одному члену из ряда Фибоначчи. Ну и на последок, каждая последняя строка стиха задает «ритм» первой строчке следующего стиха, и она должна быть больше/меньше ее на точное число из того же ряда фи.
fibonacci
I
ночь
и
тела
канули
в темноту. звезды
движутся, как в ручье малёк.
каждый ищет свои свечение, теплоту,
а нашедший – ослепит всех.
нечаянно заденет тьму, её тут же нет.
одни возненавидят блеск,
другие полюбят – их путь озаряет свет.
два шага вперед, один вспять –
это же прогресс?
II
что, если ты один из двух
простых близнецов?
конечно не тот хороший,
а сотканный из плохих мыслей и грязных слов.
не старайся, не поймёшь ты
силу высшую,
что разбирает на сэмплы
меланхолию
-холею
и агрессию,
пустой кошелек времени
и схемы пространства кровавое месиво.
и прокручивает на репите, как спирограф. невольно качаешь в такт
головой; оставшись наедине с мыслями,
точь-в-точь, мяч, ночующий на
детской площадке.
в окружении качелей,
скрипа, обняв колени, прижав к себе пятки,
сжимая и разжимая объем – лежит в песочнице вселенная бес-
конечное количество лет. сердце твоё
её охуенный портрет.
III
в стену уперся
твердо, взгляд твой неподвижен.
утро походит
на вечер – чувствуя себя
лишним. ты лучше
бы попросту плюнул, но не
в кого и нечем.
ком в горле, будто заползли
туда иголки из бабушкиной шкатулки,
прихватив с собою ежа,
и помимо глухого водителя такси,
на самом деле, никому
тебя здесь не жаль.
не старайся обойтись одним никотином.
ветер измениться, везде, где бы не находился постоянный минус.
красным нужное обведи,
а не нужное само постоит за себя.
пока градом по водосточным трубам стучится желтая ин-фек-ци-я.
она закуталась вся в выгоревший пиджак,
натянув радужные теплые носки под сырые ботинки в грязи́,
с бессонно-алыми молниями на глазах.
это – милая простуда,
кто мог подумать
иначе?
но только после
неё лежат большой грудой:
жёлтые такси, сигареты, неудачи,
обломки похожих башен.
она смеётся улыбкой банши. такая
тягучая, бескрайняя,
бесконечная, багрово-грязная осень
взрывается листопад-
ом! ты уходишь,
не оглядываясь, в закат.
IV
я вдыхаю твои волосы и, кажется,
ночь не кончится никогда.
я становлюсь легче, вон того, поднятого
ветром пакета. вдыхая
твои волосы,
я снова
школьник,
рву табель
и бегу туда,
в сторону близкого лета.
я вдыхаю. вновь пытаюсь устоять, держась
за твои бедра. почти что на крыше театра, со всей его дешевой
роскошью. прячась от охраны и рабочих,
чьих походка куда громче
забивания
свай. я вдыхаю. мы вместе
уставились в даль,
наверно, так выглядит рай:
не замечать плохого, мерцает пустота,
пускай – любовники это,
без тени сомнений, лучшее из амплуа.
народ за дверью куда хуже дьявола, способного испепелить все,
что должно произойти потом – тоесть любовь.
ведь ей льстит сгорать со временем, как полагается всему приятному.
базе один. базе два… дистанции между
городами бе и а. фитильку превращающему завтра во вчера.
и так происходит всегда. вдыхая тебя
переживаю лучшие
дни, держу в руках камни казусной редкости,
одновременно чувствую
себе счастливым,
как после ремиссионный
онкобольной. твои волосы одна из форм
прикосновений к вечности.
V
я пишу некролог о фрау восемьдесят
седьмой, хоть между нами не
принято вовсе
письмо. а
о восемьдесят
седьмой, потому что бирка
желтая на правом ухе. кто знает каким
ветром прибило сюда ту
старуху? может
сбежала
от хозяйственно-
польской тирании, или
может из серебряного века россии.
в глазах фрау читались опыт и тоска. и псы постоянно брехали
про её мистическое молоко и что
свободна, потому мила,
нам – любителям
рефлексировать и лаять
около фонтана на елисейских полях.
она была крестной многих ребят. иногда к своим “детишкам” бывала
жестка, так называла нас заигрывая.
фрау учила стоять на
ногах, это давалась нам плохо. вгрызалась в
каждую сраную вошь, чистила шерсть от блох. но поила грудью, своею
волшебной любовью тех, кто по правде хорош.
одной лапой давала, другой отнимала,
даже бывало, кусала –
давая понять, настолько ты низок, как и
все кого призираешь сам,
а она – справедливая мать. со временем
помимо своих, восемьдесят седьмой стали приносить чужих детишек,
эгоистичных, нехороших и больных. не
способных разделить горе матери, а та помалу сходила с ума.
ставая толерантнее, из чего всем не
хватало внимания, а
главное молока. тогда новые дети
забили тревогу, решив
закрыть мать в клетке,
налепить бирку с номером
87,
и в этом их можно понять.
они просто хотели подняться на ноги.
научиться сидеть, лежать и возможно бежать по ветрах, обгоняя
всех. догоняя велосипедистов, чтобы
сладко вцепиться в круглые
икры, как делали самые смышлёные
из собак. детишки устраивали соревнования: “кто быстрее
принесет палку”; и там отсутствовал лузер,
потому игры кончались
обнюхиванием задниц на местной свалке,
друг друга по кругу. дела шли хуже, детишки высушили фрау, не
оставив ни капли. не думая, что та заслуживает другого отношения, как бульдога к бульдогу. псина
потеряла рассудок, и только её клетку открыли, бросилась вдоль
дороги за мусоровозом. прозвучал треск
метала и собачий стон.
VI
уже неделю
выспаться не дает один
хронически повторяющийся эпизод.
берлин. 39 год.
в трамвай заходят несколько вооруженных,
похоже стриженых ребят.
выводят треть пассажиров наружу, ставят
их на колени. паника.
глаза вырываются в поиске ответа.
твой черед. во тьму из сигнального пистолета вылетает ракета,
куда-то в глубину твоего красного рта.
чёрт, забыл взять два билета…
¿как я мог забыть
об этом?
на влажном полу
та часть меня, что осталась,
просыпается в кислом поту. наверное,
я забыл что-то важное.
хватаю стоп-кран.
нарочно
срываю резьбу
с её величества гайки,
чтобы забыться
в октябре, в летаргическом
сне. где черный, как
ночь, маркер
оставит свои
отпечатки – пока я не
забыл кто я, и пока я ещё в порядке.
но и эти надписи скоро сотрут, как только проснусь – под белилами
окажется гамлет. я напомню о себе
и с плеч моих свалится груз.
жужжит телефон
с этим стихом в телеграме.
октябрь 2018
Дизайн: Марина Зевако
Post a comment